|
СКВОЗЬ ПРОРЕЗИ МАСКИ
«Исповедь маски»… Название первого романа Юкио Мисимы как нельзя более подходит моноспектаклю как театральному жанру. Перед нами – самая настоящая исповедь, подробный рассказ человека о своей жизни, начиная с момента рождения и до последнего момента. Этот жанр заставляет задуматься, вспомнить все, что сыграло значительную роль в формировании личности, все самые больные и счастливые моменты. Авторы спектакля перестроили текст Мисимы, добавили замечательные строки японской поэзии, из которых, прочитанных поочередно, можно составить всю историю жизни Мисимы, по признанию режиссера Инны Соколовой-Гордон. В результате этого расплывчатый, сбивчивый и неоднородный роман превратился в цепочку событий, одно из которых плавно вытекает из другого и порождает третье. Мгновения жизни нанизываются, точно звенья, друг на друга, и это позволяет зрителям ощутить скоротечность жизни, ее глубинные взаимосвязи.
Спектакль начинается воспоминаниями героя о своем рождении. Пластичные, легкие движения артиста погружают зрителя в атмосферу младенческой колыбели, а белая ткань придает особенное напряжение сакральному моменту – переходу из небытия в жизнь. И тут же – резкий, взволнованный, больной аккорд: оказывается, воспоминания героя не могут быть правдивыми, потому что он отчетливо запомнил луч света на тазике для омовения младенца, но на самом деле родился поздним вечером, когда никакое солнце уже не могло проникнуть в комнату. Но ничто не способно заставить Юкио перестать верить своему воспоминанию. Неровными, резкими жестами артист словно отталкивает от себя все то, что мешает ему верить. Почему для него так важен факт этого первого воспоминания? Дальнейшие звенья событийной цепи ярко демонстрируют, что герой спектакля постоянно ищет себя, он мечтает о чем-то, чего не может быть: стать ли героем собственного бредового видения, превратиться ли в поразившую его иллюзионистку… Поиски эти постоянно завершаются ничем, в мысли и грезы Юкио без конца врывается реальность, повергая их, заставляя героя считать себя ничтожеством, неспособным жить нормальной жизнью, а потому недостойного этой самой жизни. Эпизоды отделяются друг от друга оригинальными световыми эффектами и японскими танка, очень близкими по духу этой пластической постановке. Такая подача материала позволяет отчетливее наблюдать работу артиста, который постоянно меняется вместе со своим героем. История формирования паталогической личности вершится на глазах всех сидящих в зале. От сцены к сцене герой меняется, и перемены эти выражаются не только в тексте и интонациях, но и в пластике, в каждом движении. В начале спектакля резкие, обрывистые движения соответствуют детской неловкости, но со временем они становятся все более и более плавными, упорядоченными, органично сливающимися с замечательной музыкой. Исповедь маски подается не только с помощью слов, исповедальность, показ сокрытых переживаний души дается через звук, свет, через каждый жест, а это есть высшее мастерство.
Поначалу кажется, что герой слишком, даже в чем-то эгоистически сосредоточен на мельчайших воспоминаниях своего детства. Создается ощущение, будто он один во всей вселенной, а окружающие только мешают ему, поэтому Юкио пытается не замечать их. Это не совсем так. Во-первых, сам жанр исповеди подразумевает рассказ о самом себе, и окружающие в таком случае – это либо фон для событий внутренней жизни, либо «молоточки судьбы», которые врываются и жестоко мстят всякому, захотевшему слишком много свободы. В постановке постоянно фигурируют родные и знакомые героя. Его формирование без них было бы невозможным, однако при этом не звучит ни одного обвинения в их адрес. Напротив, в спектакле несколько раз звучат слова «стыд» и «раскаяние». А как же иначе? Исповедь все-таки…
Одиночество, без конца преследующее героя, подчеркивается с помощью декораций. Две натянутых друг под другом веревки, на которые артист вешает то кусок белой ткани, играющий роль ширмы, то несколько белых рубашек, то так же белые маски, визуально пересекаются с двумя веревками, свисающими сверху. Это создает иллюзию решетки, клетки, в которую попал Юкио. Попытки вырваться из этой клетки сопровождаются поднятием над действительностью (в самом прямом смысле слова!), однако всякий раз очередная попытка обречена на неудачу. Белые маски и рубашки (белый, согласно восточным традициям, – цвет скорби, печали, отрешенности, ухода) окружают героя. Он один среди белизны, вокруг него нет никого (а главное, нет никого – РЯДОМ). Только фантазии, год от года становящие все более жестокими и паталогичными.
Андрэ Мошой сумел довести своего героя до предела, до надрыва и надлома, до абсолюта и парадокса. Жизненности своей Юкио в его исполнении от этого не теряет, наоборот, этот надлом только ярче рисует его. Здесь, в этом исповедальном монологе, очень кстати оказались увлеченность, страстность и даже некоторая ярость.
Безусловно, перед нами сильный человек. Ему не хочется сочувствовать, и причиной этому то, что сочувствие слишком мелко для этой масштабной личности. Герой спектакля – человек, безусловно, неординарный, и в этом во многом и заключена его трагедия. Все в его переживаниях и поступках обострено, настолько, что однажды приходит момент, когда чувствовать, да и жить, просто невозможно. Концовка спектакля, решение героя покончить с собой, подана убедительно и трогательно. Дважды гаснущий свет усиливает это впечатление.
Особо отметить хотелось бы момент, в котором маленький Юкио, увидевший иллюзионистку, хочет стать ей и отправляется в комнату матери, достает и примеряет ее вещи. Ярко-красное кимоно, маска, два веера полностью преображают артиста. Даже пластика его резко изменяется. Из мальчишки с резкими короткими движениями, неуверенными жестами он превращается в талантливую женщину, танцующую с веерами. Прямо за этой сценой следует больной монолог о том, что люди считают. Будто он валяет дурака, когда мальчик искренен, и, напротив, верят ему, когда тот ломает комедию. Возможно, именно это недоверие, непонимание окончательно сломило душу ребенка, которому от природы было дано то, что отличает художников своего дела: воображение, стремление к самовыражению, жажда свободы. Это грустный рассказ о том, как из талантливого ребенка получается жестокое, ненавидящее себя самого существо, бесчувственным взором оглядывающее мир вокруг себя через прорези маски. Маски, которую не видит никто.
ЗОЯ ДЯКИНА.
|
|