«ЛИЦА И ЛИКИ». Записки филолога


     Начать хочется сразу с главного. То есть с того, что спектакль Волгоградского театра юного зрителя, поставленный по документальной книге Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо», оказал большое эмоциональное воздействие на орловских зрителей. Но прежде я все же напомню о том, что театр – это в первую очередь величайшая школа сопереживания. Именно это сопереживание и провоцирует зрительское восхищение. Но каким же разным может быть восторг! В этом меня поймет всякий постоянный и уже, так сказать, «профессиональный» зритель. Восторг – это и безудержный смех над особенно удавшейся комической сценой, и напряженное молчание во время неожиданного поворота сюжета, и откровенные (может быть, впервые в жизни не скрываемые!) слезы …А еще это – когда перехватывает дыхание, замирает сердце, когда кажется, что вся боль, какую испытали герои, - твоя боль. И эта боль сильнее, чем та, которую довелось испытать самому. Вот это и есть тот самый воспетый древними греками катарсис – очищение через слезы, очищение через сопереживание. То есть через совместное переживание той боли, отголоски которой доносит до нас, зрителей, артист. И если очистительные слезы прорываются через комок в горле,- значит, трагедия состоялась.
     Что же необходимо для того, чтобы трагедия состоялась? В теории это объяснить весьма сложно, однако вполне возможно, если перед глазами есть удачный пример, а «У войны не женское лицо» - трагедия состоявшаяся.
     Во-первых, огромную роль играет взятый за основу материал. В основе постановки лежит книга воспоминаний женщин, прошедших испытание войной. Произведение это поистине правдивое и горькое. В нем отражена величайшая трагедия двадцатого века, но при этом Алексиевич подходит к изображению войны с принципиально другой стороны. Составитель книги демонстрирует нам непривычный взгляд на события, о которых сказано, казалось бы, очень много. Однако каждый новый факт всякий раз потрясает читателя (или, в нашем случае, зрителя).
     В постановке Волгоградского театра особо стоит отметить отбор материала из имеющейся в распоряжении режиссера большой книги. За основу спектакля взяты наиболее яркие отрывки, горькие и острые одновременно. Режиссер нисколько не смягчает жесткость политических, социальных и нравственных проблем, затронутых в сборнике. Напротив, зритель может наблюдать предельное заострение социального конфликта между героинями книги и людьми, которые по определению должны быть самыми близкими этим женщинам, но под влиянием различных предрассудков отрекаются от них. Это и мать, выгоняющая из дома дочь, прошедшую войну, из-за того, что та может скомпрометировать младших девочек своим четырехлетним пребыванием в обществе солдат-мужчин. Это и бывшая соседка, и родственницы, с недоверием относящиеся к героиням и подозревающие их в «легком» поведении. Подняты и темы любви, неожиданно вспыхнувшей на фронте, и проблема «полевых жен». Особое место занимает показ положения женщины на войне. Жестокость, царящая вокруг, обостряет стремление женщины к миру. Желание просто любить, рожать детей и воспитывать их. Героини спектакля неоднократно повторяют, что самое страшное на войне – это перестать быть женщиной, и проявляется это не только в том, что к концу войны, по их признанию, большинство воевавших девушек утратило возможность иметь детей. Проявляется это в каждой мелочи, даже в костюмах героинь (они одеты в белые маскхалаты), и оттого становятся еще страшнее те эпизоды, которые могли бы вызвать легкую улыбку, не будь они связаны со столь трагическими событиями. Душераздирающая сцена в середине спектакля, в которой девушки рассказывают о том, как они приживались в армии, показывает нам будни этих женщин. Девушка, прикрепившая к гимнастерке крошечный букетик и получившая за это выговор от командира, или ее сослуживица, отдающая честь обеими руками, чтобы поприветствовать двоих военных сразу, или юная медсестра, мечтавшая о туфлях на каблуках и надевавшая их по ночам, чтобы несколько часов побыть красивой, или девочки, поднявшиеся на высоту, для того, чтобы пожаловаться на то, что в армии не было женского нижнего белья, - все эти образы ничуть не менее трагичны, чем образ партизанки, вынужденной натирать собственного ребенка солью, чтобы, вызвав жалость патруля, пробраться в город за медикаментами. Каждая, даже самая незаметная деталь, оказывается значимой, потому что производит и дополняет впечатление. А именно на впечатлении и держится трагедия. Именно без впечатления невозможно ее острое, напряженное движение.
     Хотелось бы добавить еще один факт по поводу отбора материала. Книгу Светланы Алексиевич я прочла несколько лет назад. Найти ее сейчас весьма проблематично: то ли переизданий не было, то ли всему виной недостаточная комплектация библиотечных фондов новыми книгами. В тот раз мне попалось издание середины 80-х годов. Так вот, при просмотре спектакля я с удивлением обнаружила, что режиссер усилил остроту некоторых эпизодов. К примеру, история девушки, выгнанной из дома родной матерью, в книге, прочитанной мной, отражена не была. А эта история между тем - одна из самых трагичных и ярких. Еще один новый момент – история влюбленной женщины, которая пошла к маршалу Василевскому с просьбой отпустить ее похоронить мужа на родине. Возможно, здесь постаралась советская цензура, а, может быть, режиссер внес в свою постановку факты, которые разыскал сам. Как бы то ни было, в постановке явно ощутим замысел режиссера, его душа, его искренняя скорбь о том, что женщины, совершившие величайший подвиг, были лишены чувства одержанной победы («…у нас украли Победу», - с болью говорит одна из героинь перед тем, как покинуть сцену).
     Еще одна важная составляющая частью трагедии - форма ее выражения. Спектакль представляет собой определенным образом соединенную цепь монологов. На сцене нет никакого натурализма. Да это и не нужно режиссеру. Необходимый трагический эффект создается с помощью минимума декораций и минимума звуковых и световых эффектов. Однотипность костюмов, в которые одеты артистки, помогают показать обобщенный образ женщины на войне.
     Меня, как зрителя в достаточной мере консервативного, сначала удивила то ли сюрреалистическая, то ли постмодернистская нотка, звучащая в форме подачи материала: декорация представляет собой несколько плоскостей, которые собираются девушками в конструкции, напоминающие то нары, то землянку, то дворец в одном из европейских государств; белые маскхалаты и переодевание девушек-героинь (возможно, маскхалаты были выбраны режиссером именно для того, чтобы облегчить процедуру переодевания) – однако очень скоро я сказала себе, что в данной ситуации эти приемы более чем оправданы. Оригинально и световое решение спектакля. Освещается попеременно то одна, то другая часть сцены. Остальная часть находится в затемнении. Эти вспышки очень важны для того, чтобы показать обрывочность воспоминаний, то, что все эти картины – лишь небольшие эпизоды огромной войны.
     Остановлюсь на композиции спектакля. Он открывается сценой на вокзале, в которой участвуют семь героинь, попеременно рассказывающие скорбные истории своего возвращения с фронта, сетующих на непонимание окружающих, в том числе и самых близких людей. Сходятся эти женщины в одном – в том, что их несправедливо обвиняют в предосудительном поведении и лишают радости Победы, добытой в том числе и их руками. Подняв свои чемоданы, женщины постепенно расходятся с вокзала, и дальнейшее повествование строится на основе ретроспективы – возвращения в военное прошлое героинь. Сопровождается оно исполнением известных песен 30-40 годов, что погружает нас в атмосферу того времени. В дальнейшем действия спектакля разделены на небольшие взаимосвязанные отрывки по тематическому принципу: как героини попали на войну; как мужчины учили их армейской дисциплине; как пытались они остаться женщинами и быть красивыми, несмотря ни на что; как неожиданно могла настигнуть на фронте истинная любовь… Затронута и тема еврейской женщины. Отдельно и с особым трагизмом звучат темы семьи и отношений в партизанских отрядах.
     Режиссер выносит на сцену и рассказы женщин о самом страшном, что произошло с ними и что было увидено за годы войны: необходимость убить собственного ребенка, необходимость своими зубами отгрызать ногу бойца, повисшую на куске кожи…
     Как в галерее, раскрываются перед нами женские страдания, выстроенные режиссером в особом порядке, с расчетом, чтобы каждое последующее событие поражало еще сильнее, чтобы оно могло достучаться до сердца каждого зрителя. Так проходят наши героини всю войну: от прибытия на фронт до Победы и возвращения из Германии. Переодевания и танцы с платьями в финале постановки в очередной раз показывают мечту женщин-солдат оставаться женщинами всегда, даже тогда, когда это попросту невозможно.
     У войны не женское лицо… Нельзя допускать, чтобы женщина убивала вместо того, чтобы воспитывать детей. Но на наших глазах лица героинь становятся ликами. Какой святости полны их страдания! И каждый зритель, переживая в своем сердце их страдания, плакал. И эти-то слезы – и есть очищение, и есть признак состоявшейся трагедии.
     Всего однажды был показан спектакль Волгоградского ТЮЗа в Орле. Но он останется в памяти каждого, кто смог его увидеть. Как навсегда остаются в памяти страшное лицо войны и светлые лики тех, чьей болью была добыта Победа.


ЗОЯ ДЯКИНА.