|
|
 |
 |
|
|
 |
| |
ОДИН ЗА ВСЕХ И ВСЕ ЗА ОДНОГО
Пара заметок, пара наблюдений, пара бытовых физиологических зарисовок – поехал, посмотрел, пописал, пожевал, почесал, полетел, получил перелом руки, попел, пожурил, погрустил, поразмыслил. Человек – оркестр! Сам себе драматург, режиссер и исполнитель. Один за всех и все за одного.
Известный шведский тромбонист Элиас (Илья) Файнгерш уроженец Москвы. Как сообщает «IzRus.co.il», во время службы в Советской армии играл в одном из военных оркестров. В 21-летнем возрасте уехал с родителями в Швецию, где продолжил музыкальное образование. Позже Файнгерш переехал в США, где учился в легендарной Manhattan School of Music и работал в "Метрополитен-опера". Вернувшись в Швецию, он создал уникальную сольную программу "Магия Тромбона", с которой буквально покорил Европу, играя для всех европейских монархов и во всех крупных залах континента. Файнгерш стал единственным в мире исполнителем соло на тромбоне - оркестровой пьесы Равеля "Болеро".
4-ый международный фестиваль LUDI открылся камерным спектаклем Элиаса Файнгерша “Саундтрек моей жизни”. Он создал моноспектакль, отдаленно напоминающий монодиалоги Гришковца - по общей идее, а не по сути.
Элиас постарался воспроизвести отрывочные воспоминания и свое внутреннее реагирование на внешний мир. Получилось некое раздвоение личности - один Элиас на экране и ему скучно тратить время на игру привычных пассажей, ему хочется полета, открытий, удовольствий, другой Элиас, стоящий на сцене - воплощение дребезжащей попытки - каждый шаг проба жизни на вкус, цвет, звук, выстраивание навязываемого ореола. Человек заключен в себя, заперт безвременно и неотвратимо внутри своего тела, своей самости. Уйти от себя вне человеческих возможностей, и осязание этого факта весьма удушливо. В тоже время такая экзистенциальная матрешка сознания не дает человеку соскучится и заиндеветь. Элиос (внутренний), Элиос (как таковой), Тромбон (на видео, в записи) и Тромбон (здесь), Мир (большой, всегда) и мир (сейчас, вокруг) - вот полный перечень участников спектакля.
Удивительно и ненавязчиво действует атмосфера, заворожение звуковой оболочки, сплетенной из еврейских, национальных мотивов и тем классической музыки, пения, отдаленно напоминающего Dead Can Dance, восточные напевы. Выстроенный сумбурный поток связно бессмысленных наблюдений о национальных кухнях, оды пиву, воспоминания, мелькающие пейзажи пути. Человек проходит такой путь в суете, закручивается в ней как юла, как личинка в кокон и забывает о чем-то важном. И об этом важном долго не говорит Элиас. Невольно вспоминается манера Подростка из Достоевского внезапно рассказывать о посторонних, поверхностных, кажущихся неуместными и необязательными вещах. Но подобные, тщательные описания ежедневно встречающегося и ткущего всякую жизнь тлена предвосхищают как правило важный в жизни героя поворот, кульминацию какого-то отдельного смысла. И до такой точки Элиас доходит почти в самом финале, когда ожидание этого насущного момента просто напросто перегорает как ежеденно и еженощно работающая лампочка. Элиас воздвиг спектакль из себя самого, то есть, вне Элиаса история - которой как таковой нет - просто не существовала бы. Это спектакль - настроение, не лишенный доли самолюбования и самоподтрунивания. Избавленная напрочь от морали-дидактики вещь в себе. Как скромное откровение.
Когда веселый человек пытается насупив брови, но не меняя тон, вдаваться в философствования, это бывает неудачно. Поэтому, позволю себе обступить эту скромную долю из монолога, и обобщить впечатление: все, что показывалось на сцене и на экране, все, о чем говорил Элиас очень похоже на приворошенные осенними листьями, так , чтобы сразу -то хотя бы не узнали, не заприметили, комочки любви: к жизни, к женщине, к вкусной еде, к природе, к животным, к ландшафтам, к музыке. Когда не будет ничего – от нас - останется единственное – чувство и память, и что-то словами не определяемое, какой-то след. И не нужен гроб с музыкой. Жизнь с музыкой – вот чему стоит быть.
Анна ДУЛЕВСКАЯ
|
|
 |
|
 |
|
